ВЫБОРЫ ДЕПУТАТСКИЕ В БОЛТАЛКУ ЭРЭФИИ (ч. 1-3)

Сергей Зайков КАК КРЕМЛЕВСКИЙ МАЛЬЧИК ВОЛОДЯ ВЫБОРЫ ДЕПУТАТСКИЕ В БОЛТАЛКУ ЭРЭФИИ ПРОВОДИЛ И КАКАЯ НЕРАЗБЕРИХА ОТТОГО ПРИКЛЮЧИЛАСЯ.
(Ч. 1-3)

1. Как появился в Кремле мальчик Володя и какая у него тайна была.

В некотором царстве, в некотором президентстве, во времена не столь давние жил в Кремле мальчик Володя. Был он для страны той самым нужным и ценным человеком, ибо был он мальчиком ни золотым и ни брильянтовым, чья ценность равна всего лишь их статуям, в натуральную величину из золота или брильянтов драгоценнейших сделанных, а мальчиком кремлевским. В Конституцию страны той, Эрэфией прозываемой, специально статья включена была, в коей сказано, что все в Эрэфии делается во имя и для блага мальчика Володи.
Хотя все знали, как важен и нужен для Эрэфии мальчик Володя, никто не знал, какая от него стране польза. Даже политтехнологи кремлевские, за большие деньги всем мальчика Володи ценность объяснявшие. Некоторые думали, что собирается мальчик Володя сделать для страны что-то такое, что сразу выведет Эрэфию на уровень мировой, с коего она во время правления прежнего царя-президента удалилась поспешно. Поэтому самые злобные враги Эрэфии многие силы и деньги потратили, дабы узнать, чего он полезного для страны сделать собирается. Но ничего не узнали, ибо даже лучшие экстрасенсы вражеские смогли выудить из его мыслей лишь курсы каких-то акций, задумки о кадровых перестановках и планы, как лучше отнять нефтяные скважины у опального олигарха Хапужковского. Крепко хранил свою тайну мальчик Володя.
Знал тайну сию прежний царь-президент. Именно он однажды вышел на экраны телевизионные, предварительно для бодрости выпив пару стаканов напитка целебного, в народе «сорокаградусным советником президентским» прозываемого, ибо напиток сей придавал ему мудрость государственную, для решения важных вопросов потребную. И сказал, что надоело ему царствовать, да и цирроз печени, на работе царской полученный, премного ему досаждает. А потому решил доверить он свое царство-президентство мальчику Володе, который перед ним человек заслуженный, поскольку давно у него на побегушках бегает. И просит он эрэфовцев выбор его поддержать.
Но говорят, что умолчал государь, зачем Эрэфии мальчик Володя нужен, дабы враги сию тайну не узнали. А никто в суматохе, затем последовавшей, о разгадке тайны не подумал. Ведь никому мальчик Володя известен не был. Бросились все о нем узнавать, и многие достоинства в нем нашли – и как важно выступать он умеет, и какие мудрые слова о сортирах говорит, и про его оценки, в школе полученные. Многие из лиц важных, узнав, как хвалил царь-президент Володю за умение чесать пятки государевы, тогда от досады себе волоса рвали на месте, что ниже пояса сзади находится. Ибо не заметили они, как близко был мальчик к телу государеву. А о тайне сей лишь тогда задумались, когда царь-президент прежний, на отдыхе государственной мудрости набиравшийся, помер незаметно. Поскольку же мальчик Володя никому свою тайну не выдавал, то некоторые пессимисты, отчаявшись ее разгадку найти, предполагать стали, что и мальчик Володя ее не знает. Ибо государь прежний не успел ее мальчику сообщить и с собой в могилу унес.
А некоторые под большим секретом в газетах рассказывали, будто бы однажды мальчик Володя Эрэфию уже спас, за каковую заслугу царем-президентом Эрэфии и оказался. Якобы официальное объявление о смерти прежнего государя на несколько лет запоздало. Помер он внезапно, прямо на глазах у своей дочки и мальчика Володи. Не успев назначить преемника своего, по каковой причине в Эрэфии большая смута должна была случиться. Запричитала дочка царско-президентская от горя лютого, ибо боялась она, что все богатства семьи ее, тяжелым трудом нажитые, отберет из жадности преемник будущий, даже миллиарда евробаксов не оставит.
Обратилась она к Володе за помощью, ибо близок был мальчик к телу не только государеву. Вызвал мальчик Володя одного из двойников царя-президента, кои его всегда замещали, когда он от переизбытка мудрости государственной либо потребность поплясать на сцене кабаре испытывал, либо подняться на ноги не мог. И приказал он двойнику тому, дабы тот все обязанности государевы исполнял в полном соответствии с указаниями Володиными и дочки царско-президентской, будто бы и не помирал государь. Но двойник заартачился, ибо не хотел он пальцев лишиться, кои у государя отсутствовали. Ибо в детском возрасте царь-президент, с соседскими мальчишками не поладив, гранату в них кинул, и ее осколками пальцы ему посекло. А поскольку одного из мальчишек той гранатой убило, то предрекли будущему государю большое государственное будущее, ибо увидали, как суров он будет с врагами страны.
Видя двойниково нежелание пальцев лишаться, взял его мальчик Володя за руку ласково. И оттяпал ему пальцы перочинным ножичком так быстро, что даже анестезия не потребовалась. И ампутацией той Эрэфию от смуты спас. Увидав пальцы свои отрезанные, да окровавленный ножичек в руках мальчика, сразу преисполнился двойник осознанием долга государственного. Все указания мальчика отныне выполнял с усердием, граждан Эрэфии поражавшей. Ибо понять они не могли, отчего у государя язык, обычно государственной мудростью отягощенный, заплетаться перестал. И должность царя-президента отдал Володе с превеликой радостью.

2. Как кремлевский мальчик Володя порядок решил навести в корпусе депутатском.

Однажды призадумался мальчик Володя, зачем ему президентство нужно. Ведь были в Эрэфии две традиции славных. По одной государь царем считался, и власть свою получал в результате переворота государственного, либо назначался государя прежнего соизволением. По другой - он президентом был, всенародно избранным. Обе традиции между собой уживались мирно, ибо новый государь, власть получив, тут же выборы всенародные проводил, и себя президентом назначал. И решил мальчик Володя президентство отменить, а царствование оставить. Ибо слишком уж много денег государственных тратилось на выборы президентские, вместо того, чтобы потратить их на личные нужды государевы.
Но сперва решил мальчик Володя среди депутатов порядок навести. Как ни назначали депутатов люди его верные, постоянно оказывалось среди них несколько человек случайных, к дисциплине депутатской не приученных.
Построит мальчик Володя корпус депутатский, разобьет его на взвода, депутатскими фракциями называемыми, и пустит их по плацу маршировать. Идет мимо него взвод депутатский, шаг печатает, честь отдает, на лицах верноподданническое ликование от близкого лицезрения Володи, да надежда тайная, что заметит его Володя и к себе приблизит. Так нет же, обязательно найдется среди них кто-нибудь, кто все впечатление от проявления восторга верноподданнического испортит. Идет он вразвалочку, с остальными не в ногу, честь отдавать и не думает. Верноподданническое выражение лица не соблюдает, добро бы хоть волком смотрел, тогда видно было бы, что боится, боится и уважает. Так вообще не глядит, во весь рот зевает, будто не царь-президент перед ним, а место пустое.
Скажет что-нибудь мальчик Володя, улыбнется уголком рта, дабы дошло до сознания депутатского, что шутка сказана – все смеются дружно. Но и тут найдется депутат, своим кислым видом общее веселье искреннее портящий. Предложит из депутатов кто-нибудь по соизволению государеву закон новый, приподнимет мальчик Володя левую бровь одобряюще, тянут депутаты руки наперебой, каждый старается, чтобы именно его рука, услужливо вверх протянутая, замечена была. А кто-то сидит развалясь, без разрешения государева проект закона читает, по нему кощунственно карандашом чиркая, а голосовать и вовсе не торопится. Когда доходит до голосования против закона, то дерзко руку вверх поднимает, грозно поднятую правую бровь мальчика Володи игнорируя нагло. Да вдобавок против принятия нового закона выступит, на бунт против государева соизволения депутатов подбивая, причем, умничая излишне, так все пункты закона охарактеризует, что само соизволение сплошной дуростью кажется.
А ведь не только депутатам, но и всему окружению государеву думать запрещено, или еще каким-либо образом умничать. Ибо не любит мальчик Володя умников разных, кои себя умнее царя-президента показать пытаются. Оттого заставляет государь Академию наук Эрэфии признать свое право академиков назначать, дабы мудрость академическая измерялась отныне степенью приближенности к царю-президенту, а не всякой бесполезной чушью, вроде количества статей научных и умения постигать тайны природы сокровенные. Да проводит реформу образования, дабы в нем ни одного умника больше не осталось.

3. О борьбе подковерной, национальном виде спорта Эрэфии.

Но больше всего раздражало царя-президента отношение тех депутатов, кои дрессировке поддавались плохо, к национальному спорту Эрэфии. Ибо славилась Эрэфия видом спорта, других стран пониманию не доступному. Был это не фруктобол или бздю-до, тыква-ндо или сам-бо-бо, или же бурятско-тувинская борьба с метанием подносов, кои виды спорта на то лишь годились, чтобы с ними плебеи на Олимпийских играх выступали. Национальный же вид спорта эрэфский лишь для людей уважаемых был предназначен, кои ежедневно им занимались. И был этот спорт в столь большом почете, что любой человек уважаемый, в соревновании по нему проигравший, сразу в разряд людей малоуважаемых переходил, а то и вовсе к плебсу причислялся. А назывался этот спорт знаменитый «борьбой подковерной».
Захочет кремлевский мальчик Володя министра сменить, в соревнованиях министерских по ползанью на брюхе перед государем аутсайдером оказавшегося. Тогда объявляет царь-президент на Болталке, Эрэфии парламенте, о проведении соревнований по борьбе подковерной. А в качестве приза табличку с кабинета министерского покажет. Положат ту табличку слуги государевы в центр зала, а потом огромным ковром почти весь зал накроют. Выстроятся депутаты у края ковра на четвереньках, по фракциям депутатским разбившись. Друг с другом наидружелюбнейшими улыбками обмениваются, под ковер украдкой заглядывают.
Произнесет царь-президент торжественно: «Пусть победит подлейший!», и тем самым соревнования начала знак подаст. Все депутаты под ковер ныряют дружно. И уже почти невозможно разобрать, кто из депутатов где находится и что делать соизволит. Видно лишь, как под ковром шеренги депутатские движутся волнами к табличке министерской. И слышно рычанье злобное. Да жалобные визги тех, кто вперед вырвался неосторожно и своих филейных частей лишается, зубами преследователей вырываемых. Да полузадушенные хрипы неудачников, коих их друзья наилучшие, со всех сторон в тиски взяв, давят поспешно.
А на трибунах зрительских не простые болельщики сидят. Высокие чины правительственные, из государевой администрации прислуга, да журналисты и политтехнологи, на самый верх допущенные. Такие не станут, плебсу подобно, за кого-то болеть и его подбадривать. А болеют лишь против недругов своих, да скандируют призывы их прикончить скорее. Все сами мастера борьбы подковерной, от многих соперников своих избавившиеся успешно. По хрусту хряща ушного, зубами перекусываемого, определяют сразу – наполовину ухо откусано, или целиком отгрызено. По малейшему движению подковерному, неопытному глазу незаметному, видят сразу, что под ковром происходит, будто рентгеном его просвечивая.
Видно, как ползет строем монолитным фракция депутатская – плечо к плечу, локоть к локтю, зад к заду. Значит, это депутаты партии колхозной солидарность партийную демонстрируют дружно. Любой, от солидарности чуть отклонившийся, в клочья сразу разорван будет. Лишь очень опытный болельщик определить сумеет, где в этом строю солидарности чуть больше обычного, да строй депутатов колхозных чуть плотней сомкнулся. Там на кого-то товарищи по партии навалились дружно, последние внутренности из него наружу выдавливая. Бедняга не в силах даже запищать из-за воздуха недостатка, а из строя плотного дружеского вырваться даже и не мечтает.
А поодаль фракция другая движется, на финансово-промышленно-чиновничьи группы разделенная. Опытный болельщик сразу видит - это депутаты партии коррупции единой. Видно, как грызутся группы между собой, тела единых коррупционеров за собой оставляя. Ибо не принято у коррупции единой, как у колхозников, тела за собой таскать, солидарность партийную демонстрируя. Порой начинается в одной из групп суета, значит, подвернул кто-то случайно конечность руконожную, и тем самым свою слабость показал. И друзья загрызают его сразу, по закону неписанному: «Человек человеку – чиновник». Ибо у коррупции единой слабость самым большим грехом считается.
Наперегонки торопятся к призу заветному несколько рядов параллельных. Это может быть только партия коррупции справедливой, собранная из партий нескольких, друг с другом сцепиться готовых. Порой столкнутся колонны партийные с тихим рычанием, дабы в Кремле не услыхали, рванут друг друга зубами и разойдутся быстро, не дожидаясь, пока на них цыкнут недовольно.
Вот ползет масса бесформенная партийная. По головам и задам, под ковром выпирающим, заметно, что держатся депутаты от коллег в отдалении. Это фракция партии аморально-профилактической. Почти не видно в ней никакой структуры, для партий иных характерной. Ибо хоть и есть там группировки, но и в них каждый друг другу не доверяет, каждый друг друга боится. Порой, как стая шакалья, набросятся на кого-нибудь, понаскакивают и отступятся. Ибо всерьез грызть кого-либо депутаты боятся, видя, как друзья вокруг кружат, к ним самим примериваясь. Оттого и не уважают другие партии аморально-профилактических, что они своих добивать не умеют.
Наконец наступает момент долгожданный фракций партийных столкновения. Рычанье, визг и крики о помощи жалобные перекрывают даже крики болельщиков высокопоставленных. Иногда лишь слышен истошный вопль «Куси его, куси!» какого-нибудь замминистра. Депутаты не на жизнь, а на политическую смерть сражаются в грызне внутрипартийной. На партии чужие никто внимания не обращает. Опасности они никакой не представляют, ведь подсидеть может только свой. А что касается таблички министерской, то партии за нее не дерутся, ибо всем известно, какой из них мальчик Володя пост министерский пообещал. Оттого депутаты, к партии этой не принадлежащие, за табличку не дерутся. А занимаются внутрипартийной политикой.
И вот схватка закончилась. Счастливый победитель вылезает из-под ковра, с лица кровь чужую стирая, дабы мальчику Володе видеть его благостную улыбку не мешала. И подволакивая ногу, лучшим другом прокушенную, подползает к ногам Володиным, в зубах с табличкой министерской. Позволяет мальчик ему ботинки облизать, тем самым министром его признавая.
Все с ликованием поздравляют нового министра, выказывая ему восхищение свое. Кого-то под ковром все еще догрызают товарищи по партии. А другим, почти догрызенным, оказывают помощь медицинскую. Под соболезнование товарищей однопартийных, щедро высказывающих угрозы партии другой, столь достойного человека обидевшей. Ибо упоминать о грызне внутрипартийной дурным тоном считается.
Вот какие замечательные соревнования, прославленные на весь мир, проводились в Эрэфии! А депутаты недисциплинированные участвовать в них отказывались. Сядут и смотрят брезгливо на коллег, в знатной забаве участвующих, да на болельщиков высокопоставленных. А когда убирают из-под ковра тела депутатов, от спортивного усердия пострадавших, на них пальцами показывают и пальцем же у виска крутят. Оттого кремлевский мальчик Володя, поведением их возмущенный, решил партиям поручить навсегда от невеж избавиться.