Константин Райкин: откровенно и резко

Перепечатка
Оригинал — на сайте «Театрал»

На прошедшем 24 октября Всероссийском театральном форуме СТД набольший резонанс вызвало выступление художественного руководителя театра «Сатирикон» Константина РАЙКИНА. В своей эмоциональной 10-минутной речи, несколько раз прерываемой аплодисментами, Константин Аркадьевич сообщил о том, что особенно тревожит его сегодня, а фактически – выступил против даже такого подвида цензуры, как борьба чиновников за нравственность в искусстве. Позже многие делегаты съезда говорили, что подписываются под словами Райкина, целиком разделяют его позицию. «Театрал» приводит это выступление полностью.

– Сейчас я буду говорить немножко взбалмошно, потому что я с репетиции, у меня еще вечерний спектакль, и я внутренне немножко сучу ножками. Я привык заранее приходить в театр и готовиться к спектаклю, который сыграю. И еще мне довольно сложно говорить спокойно на тему, на которую я хочу затронуть. Во-первых, сегодня 24 октября – 105 лет со дня рождения Аркадия Райкина. Я вас всех поздравляю с этой датой. И, вы знаете, я вам так скажу, что папа, когда понял, что я стану артистом, учил меня одной вещи. Он вложил в мое сознание важную вещь, которая называется цеховая солидарность. То есть это этика по отношению к коллегам, занимающихся вместе с тобой одним делом. И, мне кажется, нам сейчас время про это вспомнить.

Меня очень тревожат (я думаю, как и вас всех) те явления, которые происходят в нашей жизни. Эти, так сказать, «наезды» на искусство и на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные [заявления], прикрывающиеся словами о нравственности, о морали и вообще всяческими благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». Вот эти группки якобы оскорбленных людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло себя ведут, к которым как-то очень странно власть нейтральна – дистанцируется… Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры (я не знаю, как кто к этому относится) это величайшее событие векового значения в художественной, духовной жизни нашей страны… У нас это проклятие и многовековой позор нашей культуры, нашего искусства, наконец, был запрещен.

И что сейчас происходит? Я вижу, как явно чешутся руки у кого-то все изменить и вернуть обратно. Причем вернуть нас обратно не просто во времена застоя, а еще в более давние времена – в сталинские времена. Потому что с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! Это говорят представители власти, мои непосредственные начальники, господин Аристархов (первый заместитель министра культуры. – «Т») так разговаривает. Хотя его вообще надо переводить с аристархского на русский, потому что он говорит языком, которым просто стыдно, что от имени Министерства культуры так человек разговаривает.

Мы сидим и слушаем это. Мы чего – не можем как-то высказаться все вместе?

Я понимаю, у нас довольно разные традиции, в нашем театральном деле –тоже. Мы очень разобщены, мне кажется. Мы достаточно мало интересуемся друг другом. Но это полбеды.

Главное, что есть такая мерзкая манера – клепать и ябедничать друг на друга. Мне кажется, это просто сейчас недопустимо! Цеховая солидарность, как меня папа учил, обязует каждого из нас, работника театра (артиста ли, режиссера ли), не говорить плохо в средствах массовой информации друг о друге и в инстанциях, от которых мы зависим. Ты можешь сколько угодно быть не согласным творчески с каким-то режиссером, артистом –напиши ему эсэмэску злобную, напиши ему письмо, подожди его у подъезда, скажи ему. Но не надо в это вмешивать средства массовой информации и делать это достоянием всех. Потому что наши распри, которые обязательно будут, будут, творческое несогласие, возмущение –это нормально. Но когда мы заполняем этим газеты и журналы, и телевидение –это на руку только нашим врагам. То есть тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти. Маленькие конкретные идеологические интересы. Мы, слава богу, от этого освободились.

Я помню: мы все родом из советской власти. Я помню этот позорный идиотизм! Это причина, единственная, по которой я не хочу быть молодым, не хочу вернуться туда опять, в эту мерзкую книжку. А меня заставляют читать эту книжку опять. Потому что словами о нравственности, Родине и народе, и патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели. Не верю я этим группам возмущенных и обиженных людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены. Не верю! Верю, что они проплачены. Так что это группки мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за нравственность, видите ли.

Когда мочой обливают фотографии – это что, борьба за нравственность, что ли? Вообще не надо общественным организациям бороться за нравственность в искусстве. Искусство само в себе имеет достаточно фильтров из режиссеров, художественных руководителей, критиков, зрителей, души самого художника. Это носители нравственности. Не надо делать вид, что власть – это единственный носитель нравственности и морали. Это не так.

Вообще, у власти столько соблазнов; вокруг нее столько искушений, что умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти. Вот умная власть за ЭТО ему платит. А не за то платит власть, как говорят нам наши руководители: «А вы тогда и делайте. Мы вам платим деньги, вы и делайте, что надо». А кто знает? Они будут знать, что надо? Кто мне будет говорить? Я сейчас слышу: «Это чуждые нам ценности. Вредно для народа». Это кто решает? Это они будут решать? Они вообще не должны вмешиваться. Они должны помогать искусству, культуре.

Собственно, я считаю, что нам надо объединиться. Еще раз говорю: нам надо объединиться. Нам надо плюнуть и на время забыть о наших художественных тонких рефлексиях по отношению друг к другу. Мне может сколько угодно не нравиться какой-то режиссер, но я костьми лягу, чтоб ему дали высказаться. Это я повторяю слова Вольтера вообще. Практически. Ну, потому что такие качества высокие человеческие у меня. Понимаете? А вообще, на самом деле, если не шутить, то мне кажется, это все поймут. Это нормально: будут несогласные, будут возмущенные.
В кои-то веки наши деятели театра встречаются с президентом. Это встречи такие – нечастые. Я бы сказал, декоративные. Но все-таки они происходят. И там можно решить какие-то серьезные вопросы. Нет. Почему-то и здесь начинаются предложения установить возможную границу трактовки классики. Ну, зачем президенту-то устанавливать эту границу? Ну, зачем его в эти дела… Он не должен вообще этого понимать. Он не понимает – и не нужно ему понимать. И вообще, зачем устанавливать эту границу? Кто на ней будет пограничником? Аристархов… Ну, не надо это… Пусть ее трактуют… Кто-то будет возмущен –замечательно.

У нас вообще в театре происходит масса интереснейших вещей. И масса интересных спектаклей. Ну, масса – я называю, когда много. Я считаю, это хорошо. Разных, спорных, прекрасных! Нет, мы опять почему-то хотим… Мы друг на друга клевещем, доносим иногда – прямо вот так, ябедничаем. И опять хотим в клетку. В клетку-то зачем опять? «Чтоб цензура, давайте!» Не надо, не надо! Господи, что же мы утрачиваем и сами отказываемся от завоеваний? Что же мы иллюстрируем Федора Михайловича Достоевского, который говорил: «Только лиши нас опеки, мы тут же попросимся обратно в опеку». Ну, что же мы? Ну неужели он такой гений, что и на нас настучал на тысячу лет вперед? Про наше, так сказать, раболепство.

Я предлагаю: ребята, нам нужно внятно высказаться по этому поводу. По поводу этих закрытий, а то мы молчим. Почему мы молчим все время? Закрывают спектакли, закрывают это… Запретили «Иисус Христос –суперстар». Господи! «Нет, кого-то это оскорбило». Да, оскорбит кого-то и что?

И церковь наша, несчастная, которая забыла, как ее травили, уничтожали священников, срывали кресты и делали овощехранилища в наших церквях. Она начинает действовать такими же методами сейчас. Значит, прав был Лев Николаевич Толстой, который говорил, что не надо соединяться власти с церковью, иначе она начинает не богу служить, а власть обслуживать. Что мы в большой степени и наблюдаем.

И не надо бояться, что церковь будет возмущаться. Ну, ничего! Не надо сразу закрывать всё. Или, если закрывают, надо реагировать на это. Нам вместе. Вот попытались там что-то сделать с Борей Мильграмом в Перми. Ну, вот как-то мы встали дыбом и вернули его на место. Представляете? Наша власть сделала шаг назад. Совершая глупость, сделала шаг назад и исправила эту глупость. Это потрясающе. Это так редко и нетипично. Мы сделали это. Вместе собрались и вдруг высказались.

Мне кажется, сейчас, в очень трудные времена, очень опасные, очень страшные… Очень это похоже… Не буду говорить, на что. Но сами понимаете. Нам нужно вместе соединиться и очень внятно давать отпор этому.

НА ТЕМУ
Обласканный фюрером Александр Залдостанов:
Эти райкины хотят превратить Россию в сточную канаву!
«Райкины в Америке не существовали бы, а у нас существуют»...